Crimean Khan Shahin Giray /Şahin Giray/ and Unique St.Andrew Order For Non-Christians He Never Got

Şahin Giray, Shahin Khan Girai (Crimean Tatar: شاهين كراى, romanized: Şahin Geray, 1745—1787) was the last Khan of Crimea on two occasions (1777–1782, 1782–1783).

He was born in 1745 in Edirne. He studied in Greece and Venice. He reputedly spoke the Crimean Tatar language as well as Ottoman Turkish, Italian and Greek. When he was 20, his uncle Crimean Khan Qırım Giray called him back to the Crimea from his foreign school whereupon he was installed as the Commander of Nogai Horde. In 1770, the Russian Empire won a great battle against the Ottoman Empire and sought an alliance with the Crimean Khanate against the Turks. Selim Giray declined the proposal, precipitating a surprise attack by Russia against the Khanate. The Khan sent envoys to Saint Petersburg to sue for peace. During this mission, Catherine II met Şahin Giray and wrote of him:

"The Crimean Prince is the most gentle Tatar, I have ever seen. He's very talented, bronze-colored, good-looking, circumcised and writes poetry. He wants to see and learn everything."

In 1776, Şahin Giray succeeded his uncle to become Khan of Crimea. During his brief reign, he embarked on a program to re-build and modernise the Crimean Khanate. These reforms centred on the economy and government infrastructure, but included opening factories and moving the capital from Bakhchisaray to the important trade city of Caffa.

Eventually, under enormous pressure from Russia and facing the inevitability of defeat, he agreed to a Russian offer to incorporate the Khanate into the Russian Empire. As a result, he was compelled to move to Saint Petersburg, where he lived under house arrest. He appealed to be allowed to move to Edirne, where he had spent much of his childhood. In 1787, Russia and the Ottoman Empire agreed to allow him to move to Edirne. This move was not the retirement he was expecting because the Ottoman authorities saw him as a possible challenger to the imperial Ottoman throne. He was moved under arrest to Constantinople and then Rhodes where he was executed later that year.

His family lived in Burgazada, Istanbul, after he was executed by Abdul Hamid I.​

 

Письмо Екатерины II князю Г. А. Потемкину о посылке письма и знаков ордена Андрея Первозванного для хана Шагин-Гирея​

Царское Село

30 июня 1783 г.​

Князь Григорий Александрович.​

Прилагая при сем письмо мое к хану Шагин-Гирею с посылкою знаков первого российского ордена так сделанных, что и мне ему оные пожаловать и ему носить возможно (1), и при том с сего письма копию (2) я вам поручаю доставить ему. Желание его иметь чин российский удовлетворяется тем, что он по сему ордену степень генерал-поручика приобретает.​

Пребуду, в прочем, вам доброжелательная.

Екатерина​

На Л. 198 помета рукой А. А. Безбородко: «В Царском Селе, июня 301783 г.»

Ф. 5. Оп. 1. Д. 85. Ч. 3. Л. 198. Подлинник. Подпись-автограф.

Опубл.: Сб. РИО. Т. 27. С. 267.

Примечание.

(1) Желание крымского хана Шагин-Гирея, с которым шли переговоры по включению полуострова в состав России, получить орден Святого Андрея Первозванного создало определенную проблему для Потемкина и Екатерины И. В связи с тем что хан был мусульманином, включить его в число российских кавалеров не представлялось возможным. Получив от Потемкина сообщение о пожелании хана, Екатерина II нашла следующий выход из сложившейся ситуации, о чем сообщила Потемкину: «приказала я изготовить голубую ленту через плечо с медальоном овальным, на котором посреди алмазов слово из надписи ордена Святаго Андрея "Верность". Звезда же бриллиантовая и с тою же надписью. А ему при том сказать надлежит, что креста ни он носить не может, ни я дать не могу ему, потому что он не христианин, а даю ему голубую ленту с надписью ордена Святаго Андрея и с преимуществом того ордена — с генерал-поруческим чином»/"I ordered to make a blue ribbon over the shoulder with an oval medallion, on which, among the diamonds, is the word from the inscription of the Order of St. Andrew “Loyalty.” The star is diamonds and with the same inscription. And at the same time, he must be told that neither he can wear a cross, nor can I give him one, because he is not a Christian, but I give him a blue ribbon with the inscription of the Order of St. Andrew and with the advantage of that order - with the rank of lieutenant general”. (см.: Сб. РИО. Т. 27. С. 262; Екатерина II и Г. А. Потемкин. М., 1997. С. 183. № 679).
(2) Письмо было подписано Екатериной II 28 июня 1783 г. в Царском Селе: «Светлейший хан Шагин-Гирей. В доказательство особливого Нашего благоволения к Вам и удовольствия о том доброхотстве и преданности, кои Вы непоколебимо к нам сохранили, посылаем Вашей светлости знаки первого Нашего кавалерского ордена, учредя оные по разности вер нами исповедуемых так, что Мы Вам оные пожаловать и Вы оные употреблять могли бы, и присоединяем к тому все преимущества, кои кавалерам первого Нашего ордена свойственны. Мы пребудем всегда Вам благосклонны. Екатерина» (Там же. Л. 199. Копия; опубл.: Сб. РИО. Т. 27. С. 266).​

 

Рескрипт Екатерины II князю Г. А. Потемкину о непозволительном поведении хана Шагин-Гирея
и отказе его от ордена Андрея Первозванного с распоряжением ускорить его вывоз из Крыма и пресечь сообщение с татарами​

[Санкт-Петербург]

26 февраля 1784 г.​

Божиею милостию Мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица Всероссийская и прочая, и прочая, и прочая.

Нашему генерал-фельдмаршалу, Военной коллегии президенту, Екатеринославскому и Таврическому генерал-губернатору князю Потемкину.​

Вам известно в какой силе хан Шагин-Грией ответствовал на письмо Наше от 14 октября прошедшего года (1), коим Мы предлагали ему для пребывания город Воронеж. Когда таким образом вместо должного исполнения воли Нашей не только он от того уклонился, но еще, оставшися в пограничном месте, вошел в ответе его в разные нескладные изъяснения, то Мы не можем инако как принять крайние меры, и для того повелеваем вам отправить к нему генерал-поручика барона Игельстрома, предписав сему генералу сказать помянутому хану Шагин-Гирею именем Нашим, чтоб он непременно и тотчас выехал из Тамана, избрав для пребывания своего место или в Воронеже, или в Орле, или же в Калуге, куда и препроводить его с приставом и со всеми потребными выгодами, обнадежа его, что определенное ему от щедроты Нашей содержание сполна в том месте ему будет доставляемо. Но буде, паче чаяния, окажет он в том упорство, в таком случае объявив ему, что пребывание его в новоприобретенных Наших землях есть невместно, и что Мы указали выслать его несмотря на его упрямство, и действительно то исполнить, не делая ему никакого, впрочем, личного оскорбления, а препроводя под стражею в один из означенных городов и сообща правящему там должность генерал-губернатора или же в отсутствии его губернатору о нужных распоряжениях и осторожности.

Хотя учиненные им в письме его жалобы и нарекании суть вовсе непристойны, да и не заслуживают ни ответа ни возражения, не будет, однако, излишно, когда генерал-поручик барон Игельстром, а особливо же при случае повторения со стороны Шагин-Гирея тех же недовольствий объяснять ему, что Мы возведши его на ханство не упустили ничего к сохранению его на сем месте и к удержанию в целости тогдашнего бытия области татарской. Собственное его поведение, наипаче же жестокость, отдалили от него всех подвласных, а легкомыслие сих последних навлекло только Нам новые беспокойства и заботы со стороны Порты Оттоманской. Татара принимали ханом всякого иного кроме его, и многие отзывалися, что они лучше повиноваться будут всякому российскому начальнику нежели ему. С другой стороны Порта готова была, да и начинала уже пользоваться сим заботливым положением дел. Благо и тишину империи Нашей не могли мы не поставить выше всякого уважения к хану Шагин-Гирею или к кому бы то ни было, и к отвращению всяких вредных следствий и к обеспечению покоя с турками не было уже иного средства, кроме преобразования Крыма и прочих земель в принадлежащие державе Нашей, которое он хан и упредил отрицанием своим от правления, учиненным с его стороны без всякого предварительного соглашения с Нами или с поставленными от Нас начальниками, кои по воли Нашей силою войск Наших удерживали колебавшееся его на ханстве пребывание.

Весь беспристрастный свет отдал Нам в том справедливость, да и сама Порта Оттоманская, которую дело сие по соседству и по нашим трактатам боле других интересовало, признала необходимым и непременным, приняв беспрекословно распоряжение Наше, актом торжественным, подписанным в Цареграде 28 декабря последнего года. Рассмотрев все сие может он, Шагин-Гирей, заключить, коль непристойно и непозволительно ему как человеку ныне частному и совсем постороннему вступаться в какие-либо дела, касающиеся до земель сих, ныне уже с прочими российскими областями соединившихся, не должен он приносить жалоб на министров или генералов Наших, ведая, что они исполняли только волю Нашу, да и Нам известно, что во всяком случае соблюли они к нему все приличное уважение; что же касается до братьев его, то взятье их в границы Наши было единое средство спасти их от умерщвления тайного или явного, коему опасалися Мы подвергнуть их, видев с какою суровостию пострадали многие вопреки прощению от Нас обещанному, и которая сердцу Нашему была весьма отвратительна. Наконец, долженствует помянутый генерал-поручик дать ему, хану, чувствовать, что нынешнее дел состояние есть выше всякой перемены, что помышлять или стараться о том есть безрассудно, и инако понято быть не может как за дерзость и неблагодарность.

Между другими хана Шагин-Гирея несообразными поступками может поставлен быть и тот, что он сам неоднократно прежде изъявил желание иметь первый Наш орден, по получении его ныне объявляет, что употреблять его не может по закону своему, хотя, впрочем, знаки его так Мы расположили, что и Нам пожаловать его не было предосудительно, ни ему принять не ветречалося невозможности. В письме его к тайному советнику Безбородку требует он уведомления кому отдать сии знаки. Генерал-поручик барон Игельстром не оставит ему сказать, что он их для возвращения к Нам может ему поручить. Мы удостоверены, что вы все распоряжения от вас зависящие сделаете, дабы означенный Шагин-Гирей из новых Наших областей был выведен и чтоб всякое непристойное с ним сообщение татар пресечено было.

Пребываем в прочем вам императорскою Нашею милостию всегда благосклонны.​

Екатерина

Ф. 5. Оп. 1. Д. 83. Ч. 3. Л. 255-257. Подлинник. Подпись-автограф. Опубл.: Сб. РИО. Т. 27. С. 293-295.

Примечание:

(1) Ордером от 30 июля 1784 г. князь предписал Игельстрому провести вместе с Таврическим областным правлением разбор крымских феодалов и прислать именные списки дворян для предоставления Екатерине II (см.: 300ИД. Т. 12. С. 304. № 135). Дворянство Таврической области не сразу приступило к ведению родословной книги, ордером Зубова от 8 ноября 1795 г. было указано приступить к ее составлению, (см.: ИТУАК. № 24. С. 29. № 92).

 

Г. А. Потемкин -- Екатерине II​

[29 октября 1789]​

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Сию минуту приехал курьер. Я, отлагая от другого дни отвечать на все подробно, теперь донесу только о Селим-Гирее, что изволите упоминать о его уходе, что и он бригадир был и кавалер. Во время моего начальства тамошними войсками он ходил и в походы и дрался с татарами. Лишь приближился начальник другой, то он и ушел. Да с ним и бригадирство изчезло, а орден у меня, и ему ниже был он дан, ниже объявлен. Турков, прибегающих к нам, необходимо и ласкать, их отличать должно. Я уверен о пользе, что сие в них производит, и ничем так Султан испуган не будет, как естли увидит, что народы турецкие потеряют отвращение жить у нас или с нами. Сколь ни легко иметь чрез жидов переписки турков с поляками, но к сему столь обращено внимание, что еще не было по сие время примера; но вот тяжел для меня пункт, что Ф[ельдмаршал] Граф Румянцев изволит находиться под Яссами безо всякой необходимости. Болезнь его не видна, но его охота говорить и собирать вести много делает каверз. Я все сносил, но теперь говорю, открывая мои обстоятельства и не в жалобу, а чтоб при сем сказать, что он может жить в тягость делам. А я бы на его месте не смел сего делать. Вы сами изволили разсмотреть, зная его склонность всему давать свои виды и толковать, полезно ли его пребывание там, где турки могут многое слышать. Притом изволите быть уверены, что он не так болен, чтоб не мог ехать даже в Китай. А мне истинно он тяжел.​

По смерть непоколебимо вернейший и благодарнейший
подданный Князь Потемкин Таврический​